|
Человек, который хотел видеть конец света
Фантастический рассказ
Яне Кандовой
С этим сталкивается каждый фантаст – с
тем,что всё до него уже придумал Уэллс.
Владимир Малов, «Интервью»
1
– Поздравляю вас, – торжественно сказал доктор Зауэр. – Вы будете первым в истории человечества хронотуристом.
– Спасибо, – сдержанно ответил Бертон.
Ему-то хорошо было известно, что подобное счастье не сваливается на голову с неба. По сути, это было состязание самых толстых кошельков планеты. Четыре самых богатейших человека современности изъявили желание стать первым туристом, отправляющемся в прошлое или в будущее в «капсуле времени». В конечном итоге победителем оказался он, мультимиллиардер Лайонел Бертон, обойдя японца Маюмуру, араба Аль-Фарайи и Каневского из России. Правда, победа обошлась Лайонелу Бертону в круглых двадцать миллиардов. Зато теперь он будет самым первым хронотуристом. До сих пор путешествия во временной капсуле были уделом хорошо подготовленных профессионалов – два запуска в прошлое (историк, палеонтолог) и два в будущее (социолог, эколог). Туризм же во Времени начнётся с него, с Бертона.
Они оба остановились у прозрачной стены, глядя вглубь цеха-лаборатории. Там сновало множество людей в голубых халатах и белых комбинезонах, а в центре возвышалась сама капсула времени. Она чем-то напоминала образец ранней космической техники, лунный или марсианский модуль, например: серебристого цвета низкий усечённый конус, опирающийся на четыре растопыренные лапы с круглыми подошвами. Аппарат ощетинился множеством каких-то игл и штырей. Возле него возились техники.
– Как вы его называете? – поинтересовался Бертон. – Забыл…
– «Янус», – с гордостью ответил доктор Зауэр. – Если точнее, «Янус – А».
– Ах, да…
Что ж, название подходило аппарату как нельзя лучше. Янус, двуликое божество из древнеримского пантеона, одно лицо которого обращено в грядущее, а другое – в прошедшее… Только вот почему «А»?
– Эта капсула предназначена для запуска в будущее, – объяснил доктор Зауэр, кивая в сторону серебристой машины. – Для запуска в прошлое у нас другая капсула, мы называем её «Янус – У».
– Понятно…
Бертон всегда слыл оригиналом. Вот в этой мудрёной машине он отправится…нет, не на Венеру, не на Марс и не на Юпитер…а в далёкое будущее, чтобы осуществить своё заветное желание…
– Однако, надо признаться, желание у вас довольно странное, – сказал доктор Зауэр со смешком, который очень не понравился мультимиллиардеру.
– Каким бы оно ни было, – холодно сказал Бертон, – это моё желание. И я заплатил вам сполна, чтобы вы его осуществили. Причём наилучшим образом.
– Безусловно, безусловно…Однако мне чисто по-человечески хочется понять, почему вы выбрали именно такую программу – понаблюдать за смертью самого последнего живого существа на Земле? Согласитесь, это отдаёт садизмом своего рода…Или, напротив, мазохизмом… – доктор Зауэр улыбался, но глаза его смотрели очень серьёзно сквозь стёкла очков в золотой оправе.
Бертон помолчал, раздумывая – не послать ли этого очкарика подальше – потом решил этого не делать. Руководитель проекта все-таки. Директор Института Времени. Глава корпорации…
– Видите ли, – медленно начал мультимиллиардер, – мне абсолютно не хочется знать, как всё это начиналось. С Адама и Евы, как утверждают попы, или с какой-то там амёбы, как утверждают учёные. Мне хочется знать, как всё это кончится. Человечество. Цивилизация. Жизнь… Это может выглядеть довольно странно…и я вполне понимаю вас, доктор – вы опасаетесь, что первый хронотурист, чего доброго, психически нездоров…Нет, с психикой у меня всё в полном порядке. Тем не менее, таково моё желание – присутствовать при угасании Жизни в лице последнего человека или последнего животного, всё равно. Это знаковый момент, и мне хотелось бы его пронаблюдать.
– Почему тогда уж не конец света вообще? – с некоторым облегчением улыбнулся учёный. – Когда наше Солнце станет Сверхновой звездой, когда Земля рассыпется в пыль…Хотя я не уверен, что у нас хватило бы мощностей для такого запуска…На сегодняшний день не хватило бы, я имею в виду…
Бертон повернулся к собеседнику лицом.
– Вот вы назвали меня мазохистом, – усмехнулся мультимиилиардер. – Скорее уж я – махист. Эмпириокритик. Я считаю, – проникновенно продолжал он, – что мир существует лишь тогда, когда его видят и осознают люди или хотя бы животные. Если не будет ни тех, ни этих – где тогда мир, Вселенная? Поэтому для меня конец последнего живого существа на Земле равнозначен концу света. Можете считать, в конце концов, что таков мой каприз.
– Ну что ж, – вздохнул доктор Зауэр. – Каприз или не каприз – а желание клиента, как говорится, для нас закон…За свои деньги вы вправе увидеть всё, что захотите. Тем более, что обстоятельства явно благоприятствуют вам. Наш Суперкомпьютер – если помните, мы называем его Оракулом – вдруг выдал точную дату смерти последнего живого существа на Земле, с точностью до минуты, и координаты местности, где это произойдёт, представляете? Двадцать третьего октября 17961 года, в девять часов вечера…
– Что? – вздрогнул Бертон. – Двадцать третьего октября, вы сказали?
– Да, – учёный обеспокоенно взглянул на мультимиллиардера. – А что? Что-нибудь не так?
– Да нет, пустяки, – Бертон расслабился. – Дурацкое совпадение. Просто я вспомнил, что какой-то священник из Кембриджа некогда вычислил, что Господь Бог создал наш мир именно двадцать третьего октября. В девять часов утра. Кажется, в 40004 году до нашей эры…Надо же!
– Вам нужно будет оформить завещание, – твёрдо сказал доктор Зауэр. – На случай непредвиденных обстоятельств.
– Непременно.
– Медосмотр вы прошли, но вам придётся пройти также и специальную подготовку.
– Разумеется. Мне всего сорок восемь, я регулярно занимаюсь спортом, вредных привычек практически не имею. Думаю, проблем не будет.
– И ещё. Со всех отснятых вами материалов Институт сделает копии.
– Да.
2
Это было похоже на падение в бездонную воздушную яму – Бертон постоянно ощущал свои скрученные в тугой узел кишки где-то у самого горла. Сильно кружилась голова. Внутри капсулы было темно, слабый свет исходил лишь от мерцающей лампочки над головой да от огненных цифр, с бешеной скоростью мелькающих на чёрном дисплее слева. Наконец падение прекратилось, но сколько оно продолжалось, несколько минут или целую вечность – Бертон вряд ли мог бы сказать.
Кишки постепенно возвращались на место. Головокружение, однако, не проходило. Бертон скосил глаза на дисплей. Сумасшедшей пляски цифр уже не было, по дисплею ползли огненные буквы. ПОЗДРАВЛЯЕМ С ПРИБЫТИЕМ! ДАТА : 17961 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ. ДЕНЬ: ЭКВИВАЛЕНТНО 23 ОКТЯБРЯ. ВРЕМЯ : ЭКВИВАЛЕНТНО 20. 25. ТОЧКА: НАЗНАЧЕННАЯ. ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ КООРДИНАТЫ… Бертон закрыл глаза, преодолевая дурноту и собирая воедино измученные мысли, потом несколько раз напряг и ослабил мускулы всего тела. Немного полегчало.
Корпус «Януса – А» медленно распался на четыре выпукло-вогнутых сегмента, которые откинулись во все стороны и почти коснулись земли. Бертон усмехнулся. Он вспомнил, что в детстве у него была игрушка в виде большого цветка кувшинки; стоило нажать на рычажок сбоку – лепестки цветка раскрывались и взору представала сидящая в центре крохотная девочка-Дюймовочка… А теперь такой вот Дюймовочкой был он сам.
Облачённый в скафандр хронотурист сидел в лёгком металлическом кресле на платформе «Януса –А», и прямо в лицо ему смотрело большое тусклое солнце. Оно висело над морем (или океаном) и, если верить данным компъютера, клонилось к закату. Бертона вдруг охватило острое чувство незащищённости перед открывшимся пространством, но он почти сразу же овладел собой. Его палец нашёл и утопил нужную кнопку на подлокотнике, и кресло принялось медленно вращаться вокруг оси.
Хронотурист поднёс к забралу гермошлема правую ладонь, в которой лежала миниатюрная видеокамера «Кэнон»; он снимал неторопливо проплывающий перед ним пейзаж.
Вскоре ему стало ясно, что капсула стоит на небольшом каменистом плато примерно на высоте мили над уровнем моря. На востоке, севере и юге, куда ни глянь, тянулась обширная холмистая равнина, безжизненная на вид. Прямо лунный пейзаж: серебристо-серые поля вперемежку с огромными тёмными, почти чёрными пятнами. На западе было море, унылое, как исполинская лужа – без волн, без барашков, без прибоя…На свинцовой поверхности воды слабо отражалось бледное солнце.
«И это – Земля», – подумал Бертон. У него защемило сердце.
Кресло сделало ещё один оборот. Хронотурист ещё немного поснимал небо, чёрное на востоке, фиолетовое на севере и юге и красноватое на западе. В небе помаргивали крупные яркие звёзды, контуры созвездий были совершенно незнакомыми. В северной части небосвода косо повисла большая светящаяся запятая. Комета, надо полагать.
Бертон остановил вращение кресла. Посидел немного, привыкая к ощущениям. Потом нажал кнопку на другом подлокотнике.
Из станины «Януса – А» выдвинулся длинный наклонный рельс, коснулся земли свободным концом. Кресло с сидящим в нём человеком медленно съехало по рельсу. Бертон встал на ноги, сделал шаг, другой, неуклюже попрыгал. Почва под ногами была рыхлой, повсюду валялись камешки, камни и каменюки. Бертон поддел носком башмака небольшой голыш, огляделся, водя перед собой «Кэноном». Боже правый, до чего же безрадостная картина… Может, тут и воздуха уже нет? А кстати, как обстоит дело с воздухом?
Он поднёс к лицу левую руку. В ткань скафандра на левом предплечье был вделан плоский продолговатый компьютер, связанный с внешними датчиками капсулы. «ТЕМПЕРАТУРА МИНУС ТРИ ГРАДУСА ПО ЦЕЛЬСИЮ, – сообщили светящиеся буковки. – В АТМОСФЕРЕ ВРЕДНЫХ И ОПАСНЫХ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ ПРИМЕСЕЙ НЕТ. ВОЗДУХ ПРИГОДЕН ДЛЯ ДЫХАНИЯ». Тогда Бертон щёлкнул замком на вороте скафандра и, поколебавшись секунду, сильно сдвинул мягкий шлем с плексигласовым забралом назад, к шее. Щёки сразу защипало, как от лёгкого морозца, волосы в ноздрях слиплись. Бертон осторожно подышал через рот. Воздух действительно годился для дыхания, хотя и был заметно разреженным и слегка затхлым. Снова закружилась голова, в ушах слабо зазвенело – совсем как в Гималаях, где Бертону довелось бывать. Постояв немного, чтобы пообвыкнуть, он двинулся вперёд, оставляя на почве рубчатые следы. «Совсем как на Луне», – невесело подумал он. Теперь, при открытом шлеме, ощущение безысходности и уныния стало намного сильнее; его подчёркивал заунывный свист ветра. «Да уж, – подумал Бертон. – На Луне ветра не бывает. Это Земля. Земля далёкого будущего…»
Хронотурист дотронулся до плоского аппаратика на поясе. Это был аудиоплейер с коллекционными записями (Бертон с юных лет собирал восточную музыку). В течение нескольких секунд компъютер шарил в памяти плейера, выбирая запись; поиск был стохастическим, случайным, и никто на свете не смог бы угадать, что именно сейчас зазвучит. Потом из крошечных динамиков, укрепленных на вороте скафандра, забренчал тар, выводя печальную мелодию. Это был азербайджанский мугам «Баяты Шираз».
Бертон огляделся. Правее, шагах в тридцати, простиралось обширное тёмное пятно. Хронотурист направился туда, держа видеокамеру у плеча.
Под ногами захрустело, потом башмаки по щиколотку ушли во что-то мягкое. Он присел на корточки, покопался пальцами в грунте. Собственно, земля здесь была покрыта толстым слоем чего-то, очень похожего на опавшую хвою. Миллиарды слежавшихся малюсеньких бурых иголочек. Бертон зачерпнул полную горсть этой трухи, поднёс к глазам. Отчётливо запахло прелью. Его озарило: это остатки растений. Да, это остатки давным-давно умерших растений. И все эти пятна от горизонта до горизонта – кладбище давным-давно умерших неведомых трав, цветов, кустарников и деревьев будущего. Всё это превратилось в перегной, в никому не нужный компост, всё, кроме вот этой вот хвои, которая пока ещё не сгнила полностью, но когда-нибудь тоже станет прахом …
Бертону захотелось заплакать. Он поднялся с корточек, отряхнул ладонь, огляделся. В полусотне шагов от него стоял, слегка накренившись, «Янус – А» с откинутыми металлическими «лепестками», со спущенным рельс-трапом, на конце которого замерло пустое кресло, с длинной телескопической мачтой, несущей на себе вторую видеокамеру, – капсула времени, совершеннейшая машина, чудо техники, наивысшее достижение человеческого гения, человеческой цивилизации…от которой спустя шестнадцать тысяч лет не осталось ничегошеньки, ни малейшего следа, который мог бы свидетельствовать: да, были на Земле люди… И угасающее солнце равнодушно смотрит на необозримые кучи гниющей хвои, на камни, на мёртвый океан…
Тоскливо свистел ветер. Печально звучал тар.
“К чему история? – думал Бертон. – К чему тогда вся история, слава, войны, религия. экономика, наука и техника, литература и искусство, деньги, наконец, – если в итоге всё кончается вот так? Хотя, с другой стороны, не будь денег – и не увидел бы он всего этого увядания планеты Земля… Замкнутый круг. Кольцо”.
– Бертон вновь почувствовал себя одиноким астронавтом на чужой мёртвой планете. Где-то здесь, если опять-таки верить компъютеру, должно находиться последнее на всём белом свете живое существо, чьи часы и даже минуты были сочтены. Где же оно?
3
…Оно появилось совершенно неожиданно – шагах в пяти от Бертона зашевелилась кучка мусора и оказалась небольшим существом величиной с крупную кошку. Хронотурист попятился и непроизвольно тронул кобуру с кольтом, пристёгнутую к бедру, но сразу же убрал руку. Существо неловко заковыляло на четырёх лапах по направлению к человеку, шатаясь из стороны в сторону. Покрытое свалявшимся светло-коричневым мехом, оно напоминало обезьяну…нет, скорее южноамериканского ленивца – короткое толстое туловище, несуразно длинные конечности с острыми локтями и коленками, круглая голова на толстой шее. Бертон завороженно глядел на это создание, снимая его камерой, изо рта человека вырывались облачка пара. «Ленивец» приближался, неуверенно переступая лапами; у него был вид тяжело больного или даже умирающего животного.У самых ног Бертона зверёк остановился, плюхнулся на зад и запрокинул голову, глядя на человека снизу вверх. У зверька было небольшое личико, гладкое и плоское, выглядывающее из мехового воротника, нос пуговкой, маленький ротик и крупные глазные яблоки, прикрытые тонкой кожицей век, отчего глаза имели вид узких щёлочек. «Ленивец» издал жалобный протяжный стон, царапая хвою длинными когтями передних лап.
Дальнейшие действия Бертон совершал как во сне. Он сбросил с пальцев ремешок «Кэнона», шагнул в сторону и поставил камеру на большой плоский камень, поставил объективом к себе. Потом вернулся к зверьку и склонился над ним. Тот, жалобно запищав, сделал жест, характерный для обезьяны или ребёнка: привстал и вытянул вверх лапы, просясь «на ручки».
Возможно, это было опасно, но… Кусая губы, Бертон подхватил последнее живое существо в истории Земли и неловко прижал его к груди. «Ленивец» вцепился в ткань скафандра длинными кривыми когтями. Тело его оказалось вялым и лёгким, как тряпка. Бертон осторожно погладил мохнатую спинку рукой, затянутой в перчатку. Зверёк ответил слабым вилянием маленького, как у зайца, хвостика.
Под звуки мугама солнце садилось в океан. Или в море?
Бертон ещё раз погладил вцепившееся в него существо, на этот раз по голове. «Ленивец» порывисто прижался лицом к груди человека. Потом вдруг тоскливо мяукнул, совсем по-кошачьи, и поднял голову, глядя на человека стекленеющим взором. Голова «ленивца» тряслась, веки трепетали, раскрытый ротик судорожно хватал воздух, бока ходили ходуном. От него явно веяло скорой смертью.
И правда: зверёк вдруг забился всем телом, надрывно запищал, запуская когти глубоко в ткань скафандра (Бертон зашипел от боли), потом вдруг дёрнулся, обмяк и испустил дух. Его голова бессильно упала на плечо хронотуриста.
Солнце садилось в океан. Тар всё играл.
Человек с мёртвым зверьком на руках стоял в полнейшем оцепенении. Вот оно как вышло – последнее живое существо планеты умерло не где-нибудь, а на груди у него, у Бертона! Он непроизвольно взглянул в сторону видеокамеры, бесстрастно снимающей всё происходящее. Деловой человек, который никогда, ни при каких обстоятельствах не засыпал в Бертоне, возликовал: какие кадры! Какие кадры! Как выгодно можно будет продать их телевидению! Потом бизнесмен отошёл на второй план и уступил место человеку. Бертона охватила невыносимая жалость. Осторожно отцепив от себя когти умершего существа (что удалось не сразу), Бертон нагнулся и бережно положил трупик на землю у своих ног. Хотел – на спину, а получилось лицом вниз. Ну и пусть. Несколько мгновений Бертон раздумывал, не закрыть ли «ленивцу» глаза. И тут его буквально ожгла страшная мысль: а что, если это и не зверёк вовсе, а человек будущего? Отдалённейший потомок, выродившийся в подобие ленивца? И он, Лайонел Мэтью Бертон, лично присутствовал при смерти самого последнего на Земле человека?.. Хронотурист торопливо перекрестился и огляделся беспомощно. Может, следует вырыть могилу, похоронить, как подобает? Поставить самодельный крест? Но некий внутренний голос шепнул ему, что нельзя ничего трогать, а надо оставить всё как есть.
Бертон подобрал с камня видеокамеру и немного поснимал мёртвого зверька крупным планом. Потом ещё раз взял «Кэноном» панораму.
Солнце уже село, настали сумерки.
Прекрасный древний мугам звучал при данных обстоятельствах как реквием.
Бертон почувствовал, что по замёрзшим щекам его текут слёзы. Он попытался вытереть их пальцами в пластиковой перчатке, но не стёр, а лишь размазал. Ему стало невыносимо тоскливо, словно он остался совершенно один во всей Вселенной (а разве это было не так?). Плача, он вдруг обнаружил, что держит камеру объективом к себе (это вышло совершенно случайно) и подумал: это будет выглядеть очень эффектно на экране. Трупик, закат, слёзы, всё такое.
Перевернув «Кэнон» и выставив его перед грудью, хронотурист стал медленно отступать назад, к капсуле. Слёзы застилали глаза, руки дрожали, то ли от холода, то ли от нервов, но он старался удерживать уменьшающуюся фигурку мёртвого животного (или всё-таки не животного?) в центре кадра.
Потом пришелец из далёкого прошлого сел в кресло и поехал на нём по рельсу спиной вперёд, как на фуникулёре. Оказавшись в центре платформы «Януса – А», он сдавленно зарыдал. Тем не менее он нашёл в себе силы сделать пару оборотов вместе с креслом и снять тонущий в сумерках окружающий пейзаж. И всё свистел и свистел печальный ветер, а из четырёх маленьких динамиков на вороте скафандра всё звучал и звучал «Баяты Шираз»…
Дольки стального корпуса поднялись и сомкнулись, надёжно упрятав хронотуриста. Через несколько секунд Бертон нажал на кнопку «Пуск», чтобы покинуть этот мрачный, холодный, окончательно теперь уже мёртвый мир и вернуться обратно в свою эпоху.
4
Капсула исчезла, словно растаяла в воздухе.
Примерно через пять минут после этого зверёк, похожий на ленивца, вдруг ожил и ловко перекатился на спину, смешно растопырив все четыре лапы. Он со вкусом зевнул и, изогнувшись, принялся вылизывать шерсть на животе и боках, шумно при этом сопя.
Тут стали происходить вещи, совершенно уже невозможные. Небо на западе посветлело, солнце вдруг вынырнуло из океана, в который оно село незадолго перед этим, и вновь повисло над горизонтом. Солнце больше не было тусклым. Оно было ярко-жёлтым.
Огромные пространства, заваленные растительной трухой, вдруг разом зашевелились. Из-под лежалой хвои проклюнулись миллионы, миллиарды ростков, жадно тянущихся вверх. За десять минут плато да и вообще всё окружающее пространство, вплоть до самой воды, оказалось покрытым живым ярко-зелёным ковром. Прямо на глазах раскрывались огромные диковинные цветы в форме звёзд и воронок. Один такой цветок, пятилучёвый, возник прямо рядом с «ленивцем». Зверёк бросил вылизывать живот, подцепил стебель когтистой лапой и пригнул к себе; вдохнул аромат цветка, прикрыв глаза от наслаждения.
А метрах в двадцати от того самого места, где совсем ещё недавно стоял «Янус – А», каменистый пятачок вдруг обернулся круглым озером. Янтарная поверхность озера медленно вспучилась и за несколько минут трансформировалась в красивое здание с колоннами и высоким параболическим куполом.
Ветер шелестел в густой траве, раскачивая многочисленные цветы. Запиликали-зачирикали насекомые и птицы. От побережья доносился мерный рокот прибоя. Солнце ласково светило и пригревало, медленно клонясь к закату во второй уже раз.
Ни малейшего следа не осталось от того унылого, выморочного мира, который всего каких-то полчаса назад разглядывал и снимал на плёнку турист из прошлого Лайонел Бертон.
Мохнатый зверёк порывисто сел, выпустил из когтей растение и поднял лицо к тёмно-синему небу.
Там, в небе, в южной его части, появилось несколько двигающихся тёмных точек. Точки приближались, и очень скоро стало ясно, что это летят люди. Четверо юношей и четверо девушек, все совершенно нагие. Они летели стайкой на высоте примерно полумили, летели безо всяких приборов и аппаратов, скользя по воздуху на животах и разбросав руки в стороны.
Над плато двое из летящих жестами попрощались с остальными и круто пошли на снижение. Весело смеясь, эти двое опускались и опускались по спирали, пока их ноги не побежали по траве. Потом один из них, юноша, споткнулся и упал с коротким воплем, а девушка, его спутница, сделала ловкое сальто-мортале и плюхнулась в траву рядом с юношей. Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
Остальные шестеро улетали на север, выстроившись цепочкой.
Зверёк, похожий на ленивца, поднял вверх когтистую переднюю лапу – мол, вот он я.
– А, Гамлет, молодец. слушай, – сказал юноша, смеясь, и послал зверьку воздушный поцелуй (сказано было на языке, которого не понял бы никто из современников Лайонела Бертона; это был особый язык, язык отдалённого будущего). – Отлично сыграл, просто отлично.
Зверёк встал в полный рост и величественно скрестил передние лапы на груди.
– Быть или не быть – вот в чём вопррррос, – произнёс он воркующее (вот эту фразу Бертон, возможно, и понял бы – она прозвучала на английском языке) и добавил: – А?
Его глаза озорно блестели.
Юноша, лежавший на траве, сделал какой-то совершенно немыслимый акробатический трюк и оказался на ногах. Он больше не смеялся. На вид ему было лет двадцать. Он был сложен так. что микеланджеловский Давид, взглянув на него, удавился бы от зависти. Лицо юноши было гладким и улыбчивым, без всяких признаков растительности, зато голову украшала шапка густых волос, тёмных и курчавых. Кожа его была ровного оливкового цвета. Девушка каким-то неуловимым образом тоже оказалась на ногах. Ей на вид можно было дать лет восемнадцать. Изумительнейшее телосложение, миловидное лицо, кожа цвета слоновой кости. Её волосы были скручены в ком на затылке, и придерживало их какое-то насекомое вроде крупного яркого жука. Девушка тряхнула головой, жук-заколка соскочил в траву и затаился там. Она распустила волосы; они были длинные, прямые, каштановой окраски. Ни юноша, ни девушка совершенно не стеснялись своей наготы. Взгляд у обоих был чист и светел.
– Ты всё записала, надеюсь? – спросил юноша.
Девушка молча показала ему растопыренную пятерню. На её ладони возник небольшой зелёный глаз, мигнул и исчез.
– Ну и отлично, – юноша огляделся. На плечо ему упал маленький белоснежный кузнечик. Юноша сдул его.
– Слушай, – девушка. сорвав травинку, жевала её с задумчивым видом. – Слушай, я не совсем понимаю, для чего всё это устроили?
– Старейшины посчитали, что так нужно, – внушительно сказал юноша. – Стало известно, что сюда, на это место, в этот день, в этот час прибудет машина времени с путешественником из прошлого. Сердцемозг (юноша имел в виду гигантский биокомпъютер, расположенный в центре планеты Земля) вычислил и день, и час, и место. И даже цель путешественника. А нам поручили устроить инсценировку. Декорации и всё остальное.
– Но для чего? – не унималась девушка. – Мы же обманули его! Честно говоря, мне как-то не по себе.
– «Для чего?» – фыркнул юноша. – Не понимаешь?.. Покажи им всем наш мир таким, каков он есть – сюда хлынут толпы людей из Неустроенных Веков. Дикари…со своими проблемами, со своей злобой, честолюбием, эгоизмом…со своими войнами и оружием…со своей лживостью, наконец…Как по-твоему, нужны нам все эти эмигранты из прошлого?
Девушка пожала прекрасными белыми плечами.
– По-моему, нам и так хорошо, – решительно сказал юноша, обнимая девушку за талию, привлекая к себе и целуя в щёку. – И не нужно нам никого…
Она слабо отмахнулась от него травинкой. Зверёк, похожий на ленивца, опустился на четвереньки.
– Маврррр сделал своё дело, – с важным видом сказал он. – Мавррр может уйти.
– Иди, иди, – позволил юноша. – И потом, – продолжал он, обращаясь уже к подруге, – разве мы его обманули? Он хотел увидеть конец света? Он его увидел!
– Не знаю. – с сомнением сказала девушка. – Как-то всё это…нехорошо.
– Брось забивать свою прелестную головку всякими глупостями, – твёрдо произнёс юноша. – У нас и так много дел.
Они обнялись, повернувшись лицами к океану.
От заходящего солнца по водной глади тянулась золотая дорожка. Прямо в её блёстках резвились дивные существа, похожие на дельфинов, только с длинными змеевидными телами; они выскакивали из воды и плюхались в неё. Пролетела чайкоподобная птица, что-то пискнув.
Прекрасная девушка и не менее прекрасный юноша любовались закатом. А крупные пёстрые цветы у их ног покачивались и тихонько пели голосами, похожими на детские.
Что за дом притих…
Фантастический рассказ
Алине Талыбовой
Дом был трёхэтажный, каменный, кубической формы. И у него были совершенно разные окна. Так, на самом верху отражали небо огромные зеркальные плоскости, какие бывают в солидных банках и дорогих отелях. Окна второго этажа, не такие большие, закрыты белыми стальными жалюзи; вровень с ними на углу здания косо торчала тарелка спутниковой антенны. Вполне обычные окна на первом этаже забраны узорчатой решёткой, к которой прикреплена проволокой антенна-«бабочка». И в самом низу щурились окна полуподвала, перекрытые ржавыми вертикальными прутьями, с мутными, давно не мытыми стёклами, а некоторые так и вообще без стёкол. Сбоку к зданию примыкала железная шахта лифта.
«Странно, – подумал Почтальон, щуплый пятнадцатилетний паренёк. – Всего три этажа – и лифт! Совсем дряхлые старики тут живут, что ли? Дряхлые и очень богатые…»
Он сдвинул на затылок цилиндрическое форменное кепи, размышляя, откуда начать обход квартир – сверху или снизу. Ему вдруг очень захотелось прокатиться на лифте. «Поднимусь на самый верх, – решил наконец Почтальон, – а потом буду спускаться по лестнице. Так легче». Он вспомнил старого почтальона, его усталые, натруженные ноги многолетней ходьбой по улицам и беготнёй по лестницам в домах без лифтов и в домах с неисправными лифтами, ноги со скрюченными пальцами, загнутыми ногтями, блестящими мозолями, набухшими венами… вспомнил и невольно поёжился. Решено, в лифт – и наверх! Береги, так сказать, ноги смолоду…
Кабина ползла вверх лязгая, скрипя, стуча, треща, словно механизм клял на все лады несносного мальчишку, которому лень, видите ли, взбежать на третий – всего-то! – этаж, и который побеспокоил престарелую нездоровую машину. К счастью, лифт ругался недолго, секунд сорок. Бормотнув что-то нелестное, он со стуком остановился и натужно отворил дверцы – выметайся, мол, приехали.
Ступив на площадку третьего этажа, Почтальон разинул рот от удивления. Нет, он, конечно, успел уже повидать всякого, но такого!.. Пол, зелёный и мохнатый, как газон; гладчайшие, словно стекло, стены; нигде не видно ни одной лампы, а светло. Приглядевшись, Почтальон понял, что ровный неяркий свет исходит прямо из стен и потолка. А одна из стен была сплошь покрыта ковром из ползучих растений вроде плюща, с крупными пятнистыми листьями и мелкими бледно-розовыми цветками; всё это росло, кажется, тоже прямо из стены, шевелясь при малейшем колебании воздуха. Обалдело озираясь, Почтальон не сразу и увидел большую овальную дверь с мерцающим номером (единственную, кстати, на этой площадке), а увидев, захлопнул рот и вспомнил о своих обязанностях. Отыскав справа от двери кнопку звонка, он дважды надавил на неё. Прозвучала нежнейшая мелодия, похожая на пение горного ручья.
Откуда-то сверху бесшумно опустился на тонком стебельке глаз величиной со среднее яблоко, очень похожий на настоящий, со зрачком и карим ободком. Он внимательно оглядел замершего Почтальона, после чего втянулся обратно наверх, а овальная дверь неслышно отъехала в сторону.
Тут Почтальону пришлось ещё раз разинуть рот: в дверном проёме прямо перед ним стоял невысокий серебристый робот, выполненный в виде человека, и в упор смотрел тремя красноватыми объективами. Почтальон много слышал о таких машинах и видел их по телевизору, но воочию – впервые. Робот очень грациозно отшагнул в сторону, и из-за него показалась хозяйка квартиры, миловидная, стройная женщина средних лет, одетая во все белое (облегающие белые брючки и облегающая белоснежная водолазка с высоким воротом). Волосы у неё были черные, как смоль, причёска – почти идеальный шар.
– Ну, здравствуй, – приветливо сказала она, улыбаясь, обнажив ровный ряд белых мелких зубов. Глаза лучились добротой. – Ты почтальон? И что же ты нам принёс?
– Здравствуйте, – поспешно сказал мальчишка, выхватывая из сумки плотный бумажный листок. – Я принёс приглашение на президентские выборы. Только это…расписаться надо. Вот тут, на отрывном талоне.
– Да? – женщина в белом взяла у него листок и ручку, бегло пробежала взглядом текст приглашения. – Что ж, мы рады будем исполнить свой гражданский долг…
Ручка скользила по бумаге, не оставляя следа. Почтальон чуть не взвыл от досады. Вот всегда так! Проверял же перед выходом, писала ручка…
– Ничего-ничего, – успокоила его хозяйка. – Сейчас схожу за своей. А ты входи пока.
Она ушла. Робот тоже куда-то исчез.
Почтальон на цыпочках переступил порог, пораженно озираясь. На стенах в прихожей голографические обои. Почтальон слышал про такие. Пахло хвоей. Откуда-то издали слабо доносились птичьи голоса. И ещё слышна была музыка – кто-то играл на флейте. Почтальон осторожно подошёл к двери и заглянул внутрь.
В небольшой белой комнате, уставленной тёмно-красной мебелью, на круглых мягких тумбах сидели, поджав ноги, двое: симпатичный беловолосый мальчуган лет десяти и ещё один робот, кофейного цвета, напоминающий тощего человека с дисковидной головой. Оба держали в руках флейты.
– А теперь попробуй вот так, – произнёс робот приятным баритоном и приблизил мундштук инструмента к кромке головы-диска. Его длинные многосуставчатые пальцы ловко забегали по отверстиям. Полилась нежная мелодия, напоминающая дуновение знойного южного ветра. Поиграв, робот отвёл инструмент от головы и выжидательно замер. Тогда мальчик поднёс свою флейту к губам и старательно повторил мелодию. Получилось очень даже неплохо.
– Хорошо, очень хорошо, – одобрительно сказал робот. – А теперь попробуем следующий пассаж…
Почтальона мягко тронули за плечо. Он очнулся и увидел улыбающуюся хозяйку.
– Держи, – она протянула Почтальону подписанный талон. – И вот, возьми, – она дала ему крупный шаровидный плод в шершавой кожуре фиалкового цвета. Плод источал аромат. Почтальон хотел было отказаться (инструкция запрещала принимать от клиентов деньги и какие-либо подарки), но хозяйка повелительно сказала: – Бери-бери. Угощайся. Это из марсианских оранжерей.
Музыка смолкла. Мальчик с флейтой, повернув голову, с недовольным видом смотрел на женщину.
– Это почтальон, – ответила женщина и с нежностью посмотрела на мальчика.
– А, – равнодушно сказал тот и вернулся к музыкальному упражнению.
Почтальон тем временем вертел в руках необыкновенный пахучий плод. Это что, шутка такая? С Марса? Хозяйка, видно, принимает его за дурачка. А фрукт, скорее всего, тропический. Из Индонезии или ещё откуда-нибудь. Вслух же он сказал:
– Спасибо.
И спрятал фиолетовый шар в сумку.
– Всего доброго, – женщина в белом приветливо улыбалась. Овальная дверь задвинулась.
Щёлкая кроссовками, Почтальон спустился по лестничным пролётам. При этом у него слегка закружилась голова – так, на мгновение, не больше. Он потёр лоб.
Площадка второго этажа была ярко освещена и выглядела более привычно – во всяком случае, Почтальон навидался таких площадок предостаточно. Выложенный мозаичной плиткой пол, недавно окрашенные синей краской стены, стальная сейфовая дверь с глазком, напротив неё – квадратная кадка с низкой разлапистой пальмой. Почтальон дважды нажал на кнопку звонка (раздался звук, похожий на булькающий свист испуганной птицы) и уловил какое-то движение наверху. Он вскинул голову. Закреплённый на кронштейне под самым потолком серый брусок с объективом на торце повернулся в его сторону. Камера слежения.
Он позвонил ещё раз. И почувствовал, что его внимательно разглядывают через глазок. Тогда он отступил на несколько шагов, чтобы его лучше было видно.
– Кто там? – спросили из-за двери.
– Почтальон, – громко сказал мальчишка. – Я принёс приглашение на президентские выборы. Нужно расписаться.
Стальная дверь медленно открылась, выглянула полноватая женщина лет сорока в чёрном кимоно, расшитом золотыми драконами. Недружелюбно посмотрев на Почтальона, она протянула пухлую руку с золотыми перстнями на пальцах и взяла приглашение.
– Распишитесь, пожалуйста, на отрывном талоне, – попросил Почтальон. – Только у меня ручка не пишет, – виновато добавил он.
Поджав губы, женщина молча отступила в прихожую. Поскольку Почтальона она внутрь войти не пригласила (куда там!), он принялся топтаться на площадке. Не удержался, заглянул в глубь квартиры, из которой вкусно пахло готовящимся обедом. Там, за полуоткрытой дверью, виднелась девочка лет двенадцати-тринадцати в красно-белом спортивном костюме и с волосами, стянутыми сзади в пышнючий «хвост». Она сидела боком к Почтальону, сидела за монитором компьютера, её пальцы легко порхали над клавиатурой.
В дверном проёме возник грузный усатый мужчина лет пятидесяти, с седыми висками, одетый в дорогой костюм. О чём-то вполголоса разговаривая по мобильному телефону, мужчина хмуро глянул на Почтальона, никак не отреагировал на его робкое приветствие и удалился. Вновь появилась женщина.
– Вот, – сказала она, протягивая подписанный талон.
– Спасибо, – сказал Почтальон, но дверь уже захлопнулась, как люк танка. Он хмыкнул и понёсся вниз по лестнице, вновь испытав странное кратковременное головокружение.
Площадка первого этажа. Тоже, в общем-то, знакомая картина.
Обшарпанные стены с лысинами отвалившейся штукатурки, с выцарапанными похабными словами и рисунками, именами, логотипами футбольных команд и названиями поп-групп. Пол выложен квадратной плиткой (многих квадратиков недоставало). Расплющенные и высохшие окурки. Здесь отчётливо воняло кошками и мочой, в одном из углов темнело обширное сырое пятно. И дверь – единственная дверь, обычная, деревянная, с облупившейся краской, без глазка. Над ней висел на шнуре патрон с раскоканной лампочкой. А из-за двери доносился неимоверный гвалт: тарахтенье работающей стиральной машины, бормотанье телевизора, плач грудного младенца, азартные вопли играющих детей и визгливые крики женщины, пытающейся, видимо, их унять. В довершение всего не работал звонок, и Почтальону пришлось стучать.
Битых пять минут у него дотошно выспрашивали через дверь, кто да что. Потом дверь отворилась вовнутрь, взору Почтальона предстала мощная распаренная женщина с красным лицом и мокрым передником. Слева и справа от неё выглядывали любопытные рожицы мальчишек лет пяти или шести с игрушечными автоматами в руках. Бытовая какофония стала слышна громче, из недр квартиры потянуло кислятиной.
– Приглашение на президентские выборы… – робко начал было Почтальон.
Женщина упёрла руки в бока и набрала в грудь воздуха. И пошла крыть на все корки и президента, и парламент, и Кабинет министров в полном составе, и мужа-бездельника, который только и знает, сволочь, что строгать детей, и детей-бандитов, которых надо кормить и воспитывать, и мизерное жалованье, и всю эту «грёбаную страну» в целом, и ещё многое-многое другое. Одновременно с этим мальчишки вовсю обстреливали Почтальона. Он, обладающий здоровым чувством юмора, заткнул уши указательными пальцами и комически затряс головой – ничего, мол, не слышал из того, что вы тут говорили. Женщина раздражённо выхватила из его руки приглашение, сунулась в прихожую за карандашом. Спустя полминуты появилась вновь, ткнула ему в грудь мокрый талон и с силой захлопнула дверь. Перед этим один из её пацанов успел ещё раз выпалить в Почтальона («ду-ду-ду!») и выкрикнул ругательство, за что незамедлительно схлопотал от мамаши по шее.
Почтальон показал двери длинный «нос» и направился было к выходу из дома, но вспомнил про полуподвал. Следовало сходить и туда, ибо там, как ему сказали, тоже кто-то жил.
В полуподвал вёл короткий лестничный пролёт. Каменные ступени были сильно выщерблены, словно их яростно грызло некое голодное чудовище, кое-где из них выступала арматура. Держась за кривые чёрные прутья, бывшие когда-то перилами, Почтальон спустился вниз. У него опять всё поплыло перед глазами, но сейчас этому было, во всяком случае, объяснение: тут ещё сильнее воняло мочой и даже кое-чем похлеще, воздух был затхлый, а дверь, ведущая в жилище, вообще не была закрыта. Почтальон критически оглядел трухлявые доски, обитые ржавой жестью, толкнул дверь (петли завизжали на весь дом) и осторожно ступил в полуподвал.
Тут было темновато. Скудного света, вливающегося с улицы через узкие окна, было недостаточно. Почтальон постоял, привыкая к полумраку, потом решительно постучал по рассохшейся филёнке.
– Эй! – крикнул он. – Люди! Вы где?
Никто не отзывался.
Он медленно пошёл вперёд, озираясь. Ноги тонули в пыли, как в ковре, вокруг стояла ватная тишина, доносящиеся снаружи звуки были очень слабыми. Это было длинное помещение, сплошь перегороженное какими-то столбами и подпорками, трубами вертикальными, горизонтальными и коленчатыми, и всё это было перевито старыми кабелями и проводами, и сверху свисали занавеси из паутины. Взгляд проникал в пространство ненамного, а конца помещения не было видно и вовсе.
– Эй! – снова крикнул Почтальон. – Отзовитесь, ау!
Никто не отзывался. Тогда он расправил плечи и походкой голливудского киногероя медленно двинулся вперед, включив на полную мощность своё воображение (вообще-то он с раннего детства мечтал стать путешественником, понятно? Но пока что ему приходилось работать почтовым служащим, чтобы помочь семье, ничего не поделаешь, такова жизнь, но он не терял надежды на то, что его мечта когда-нибудь осуществится). Почтальон осторожно ступал по слою пыли и мусора, воображая, что это мягкая подстилка девственного тропического леса, а вот эти столбы – не столбы, а стволы тропических деревьев, и эти трубы, обмотанные паклей и поролоном, – тоже стволы, обросшие мхом, и многочисленные кабели и провода – это лианы, перекинутые с дерева на дерево… Он прищурился, и от этого иллюзия стала ещё более полной. На глаза ему попался крупный чёрный таракан – это, несомненно, экзотический таракан из джунглей. Через пару шагов он заметил на ноздреватой стене, сложенной из камня-кубика, серую полосатую ящерку, – о, это, конечно, тропическая ящерица, и не такая уж безобидная, господа, и вообще, это допотопный динозавр, следящий за человеком своими узкими вертикальными зрачками. Где-то впереди с шумом сорвался с потолка толстый шланг, сорвался и повис, раскачиваясь. Шланг? Чёрта с два, это свесился с дерева смертельно опасный гигантский удав. Спустя пару секунд пространство перед Почтальоном пересекла серая кошка, на ходу превращаясь в свирепого саблезубого тигра. Где-то там, впереди, в полумраке, что-то утробно зарычало и забулькало (скорее всего, это заработал водяной насос). Ясное дело, это рычит какой-нибудь аллозавр, ползущий на брюхе сквозь заросли, недавно сожравший кого-то…Да, вот так. Дикие первобытные дебри. Между стволами висела паутина, и на ней дремали, поджидая отважного путешественника, громадные ядовитые пауки. А как же иначе? Ведь это – первобытные джунгли, дикие и тёмные, куда едва проникает солнечный луч, и в которых опасности таятся на каждом шагу. А кто обитает в этих джунглях? Разумеется, первобытные племена, люди каменного века, возможно, даже каннибалы, охотники за черепами…
…Они появились внезапно и совершенно бесшумно, из-за труб-деревьев шагах в двадцати впереди. За какую-то долю секунды Почтальон успел разглядеть их, насколько это было возможно при таком освещении – двоих обнажённых детей, мальчишку и девчонку лет примерно по двенадцати-тринадцати. Их тела были устрашающе размалёваны полосами и пятнами, из волос торчали пучки перьев. Девочка держала в руках небольшой круто изогнутый лук.
– Ау! Вввы! – издала она боевой клич и быстро натянула тетиву. Что-то свистнуло, и в столб, рядом с которым стоял Почтальон, впилась самодельная стрела с наконечником из острого осколка стекла.
– С ума сошли! – возмущённо закричал он. – Попасть ведь могли! В меня!
Ещё одна стрела воткнулась в столб рядом с первой, больно хлестнув грязным полиэтиленовым оперением по щеке Почтальона.
– Психи, – пробормотал он, отступая на несколько шагов.
Маленькие охотники за черепами нырнули во мрак и вынырнули из него уже ближе, намного ближе.
– Хххы! – зарычал раскрашенный голый мальчик и сделал быстрое движение рукой. Почтальон инстинктивно пригнулся. Что-то задело его голову, и к ногам паренька свалилось его форменное кепи, насквозь пробитое дротиком длиной в метр. Дротик был сделан из тростникового стебля и заточенного обломка кухонного ножа. Шутки кончились, игры – тоже. Почтальон, не подбирая головного убора, длинными прыжками понёсся к выходу, слыша позади себя воинственные нечленораздельные выкрики.
Он остановился лишь за прогнившей дверью, захлопнув её и навалившись всем телом на доски. Меня же только что чуть не убили, подумал он, тяжело дыша. Чуть не убили! За что? Игра такая? Ничего себе игра…
Потом он вспомнил о невручённом приглашении на президентские выборы и несколько секунд колебался – а не послать ли на фиг этих маленьких чокнутых дикарей? Но Почтальон, несмотря на юный возраст, привык добросовестно исполнять свои обязанности, это было у него в крови. Тем более, что где-то там, в «джунглях», наверняка имелись и взрослые – вожди какие-нибудь, ха… Он, наконец, решился и осторожно открыл дверь (петли, предатели, вновь оглушительно взвизгнули) и осторожно-осторожно глянул в глубь первобытного полуподвала.
Преследователей видно не было. То ли ушли, то ли затаились.
Чувствуя во всём теле противную дрожь, Почтальон извлёк из сумки плотный бумажный листок и положил его на порог. Поискал глазами что-нибудь тяжелое, чтобы придавить листок – вблизи ничего подходящего не было. Он подумал немного и вдруг улыбнулся. О подписи, конечно, и речи быть не могло в данном случае, но всё же…
Уходя, Почтальон положил на листок бумаги крупный фиолетовый плод – фрукт из марсианских оранжерей, как мило пошутила тётенька в белом с третьего этажа
|
|
