ВАЛЕНТИНА РЕЗНИКОВА
«РОЛЕВЫЕ ИГРЫ» ФАХРЕДДИНА МАНАФОВА

Мы познакомились случайно. Отдыхая в Шеки в кругу близких друзей, я наслаждалась праздностью, фотографировала, читала. А съемочная группа из Баку, расположившаяся в окрестностях города, завершала работу над картиной «Судьба государя».
Летним прохладным вечером я попыталась взять интервью у звезды, любимца бакинской публики, и оказаться в числе тех, кто первым расскажет об этом проекте. Но попытка эта не увенчалась успехом. Однако, удивленный моей наглой настойчивостью, номер телефона он мне все-таки дал.
Тогда ни я, ни Фахреддин Манафов не знали, что через очень короткое время мы будем работать вместе в театре Рустама Ибрагимбекова «ИБРУС».
Его творчество меня интересовало всегда. Кино, потом театр… Есть в нём что-то такое, что вызывает к нему интерес. Он выделяется из общей толпы, его замечаешь сразу. И сразу же понимаешь, насколько это непростой человек. Звезда!
Есть звезды, которые вспыхивают невероятно ярким светом, но через непродолжительное время, отгорев, гаснут. Другие лучатся ровным потоком и живут долго, не согревая своим светом никого. Есть звезды необычные пульсары. Продолжительность их жизни не может предсказать никто. Ведь они – особенные: вспыхивают и затухают – для того только, чтобы вспыхнуть опять с еще большей силой. Люди, как и звёзды. Одним выпадает пройти свой путь медленно и чинно, не торопясь. Другие, врываясь в эту жизнь кометами, обжигают других и сгорают сами. На костре собственной души. Сгорают, чтобы потом каким-то мистическим образом возродиться снова и снова одаривать нас ярким сиянием…
Фахреддин Манафов – народный артист Азербайджана, человек, популярный не только у себя на родине, но и за её пределами. Он не любит ни интервью, ни телерепортажей, но остается при этом лицом медийным, личностью известной, легко и быстро узнаваемой и, конечно, любимой. Он – гордость национального киноискусства. Человек-загадка. Со сложным, неуживчивым характером. С ортодоксальным взглядом на суть вещей и своим собственным мерилом ценностей, своим пониманием сути добра и зла. И мало кто знает, что за скептически-ироничным взглядом, колкими фразами, непредсказуемыми реакциями и выпадами скрывается тонкая, ранимая душа романтика, который не может смириться с несовершенством мира, утратившего гармонию. Ту, которую он ощущал только в очень раннем детстве и которую пытается вновь обрести, постигая самого себя через профессию лицедея. Однако чем глубже он погружается в её таинства, тем больше понимает: истина ускользает, как линия горизонта – чем ближе к ней, тем она дальше. И тогда он уединяется, удаляясь из мегаполиса куда-нибудь, где тишина, красота первозданной природы и очень мало людей. Туда, где можно побыть наедине с собой, своими мыслями; где можно обрести тишину внутри самого себя. Он вообще любит одиночество. У него мало друзей. Но это – надежные, проверенные годами люди. Те, с которыми можно чувствовать себя легко и защищенно. С которыми не обязательно проходить тесты на психологическую совместимость. Его удивительная профессия, которой он не перестаёт восхищаться, даёт многое. Но многое и отбирает. Например, душевные силы, если вдруг случается период профессионального «простоя». И тогда наступает время изнурительных психологических «игр». С миром. С самим собой. Приступы самоедства заставляют вскрывать самые потаённые уголки души, выворачивать себя наизнанку. В этой ситуации, наверное, сложно тем, кто ближе всего и роднее. Потому что и они становятся частью того несовершенного мира, с которым он вступает в противоречие.
Вот тут-то и наступает момент спасительного бегства к природе. Лес, горы, река… И – первозданная тишина. Здесь Фахреддин перестаёт быть актером. Иногда, захватив с собой ружьё, становится охотником. Роль, которую ему, в общем-то, репетировать не надо. Здесь вступают в игру древние инстинкты мужчины: добытчика и защитника. Ведь там, откуда он родом, мужчины когда-то вообще с оружием не расставались. Это было нормой для карабахцев.
Возможно, он от них – от древних его предков, вечно отражавших попытки захватить этот сказочно красивый и богатый край, – этот его воинственный нрав. И – желание утверждать себя исключительно в чисто мужских «играх» – охоте и футболе. В детстве, вспоминает он с восторгом, они могли гонять мяч с утра и до захода солнца. Игра так увлекала, что мальчишки, в том числе и его пятеро братьев, совершенно забывали о еде. Также самозабвенно играли в хоккей. Обед заменял сушеный урюк. Фахреддин вообще любит вспоминать о детстве – самом счастливом времени, когда мир был совершенным, деревья – большими, небо – огромным и бездонным! Он был совсем маленьким мальчиком, когда старший брат впервые отвел его на стадион, с верхних ступенек которго поле казалось неправдоподобно огромным! Оно поразило его своими размерами. Это запечатлелось в памяти на всю жизнь и вошло в душу незабываемым восторгом. Наверное, если бы он не стал актером, обязательно был бы футболистом.
Однако судьба распорядилась иначе. Впрочем, сам он считает, что это было предопределено с момента его рождения. А родился он 2 августа – в День азербайджанского кино. Совпадение, считает он, не случайное. Он вспоминает, как родители везли его из родильного дома города Ханкенди в деревню Гасанабад (Карабах). Им нужно было перебраться через бурную горную реку Гар-Гар, через которую перекинут был узкий мост. По нему невозможно проехать на телеге, на которой, прижимая новорожденного к груди, сидела его молодая, красивая мама, а рядом, держа поводья в руке, шел его отец. И тогда они перебираются прямо через реку. Впряженная в телегу лошадь, осторожно ступая по каменистому дну, преодолевает быстрый поток воды, которая поднимается к ее бокам. Сильные руки отца, который идет рядом с лошадью по пояс в воде, не выпускают уздечки. Фахреддин рассказывает об этом так поэтично, что невольно приходишь к мысли о том, что рассказчик наделен талантом художника. И думаешь: наверное, в тот миг, когда счастливые родители перевозили его через реку, судьба и поцеловала ребенка в темечко, определив будущее. Ведь еще в детстве он получил прозвище «Артист». Было это уже тогда, когда семья переехала в Баку, и мальчик пошел в школу. Им частенько приходилось переезжать. Отец, человек «непролетарского» происхождения, вынужден был скрывать некоторые подробности своей биографии. А лучшего места, чем такой многонациональный и многонаселенный город, как Баку, и найти было нельзя. Мальчишки 60-х, неистово предававшиеся игре в футбол, не меньше любили и кино. В какой-то период оно стало едва ли не культовым увлечением, той сферой, которая открывала мир, маня своими таинственными возможностями, даря мечту о волнующем будущем. Вот тогда-то и появилась еще одна дворовая игра. Игра «в кино». Смысл её заключался в том, что все участники, разделившись на пары, должны были сыграть отрывок из какого-то фильма. А остальным нужно было отгадать: из какого? К тому же надо было непременно напеть и мелодию из этого фильма! Фахреддин всегда был в паре со своим младшим братом Маратом. И они выигрывали. Вот с тех пор ему и дали во дворе прозвище – «Артист». Возможно, тогда уже появилось у него ощущение некой избранности, особенности. Чего-то такого, что явно отличало его от других, обостряло ощущение собственного «я»…
– Я и мир? – переспрашивает он. – Я – это точка, которая находится вне окружающего мира. И в то же время я – это весь мир. Во мне много культур: мусульманской, христианской, буддийской, католической. Я принадлежу всем и не принадлежу никому. И мне кажется, что такие же чувства и мысли испытывают и другие люди.
– Но почему же вне?
– Так безопаснее. Комфортнее и свободнее. Я очень люблю свободу.
Но вернемся к истории мальчика по прозвищу «Артист». Из тех мальчишеских забав дороги в вуз, где обучали актерскому ремеслу, у него не случилось. Он вообще шел к этой цели достаточно длинным и извилистым путем. Техникум киномехаников. Потом работа в Союзе театральных деятелей. И чувство счастья от того, что есть возможность смотреть все самые лучшие фильмы. Экранная жизнь героев завораживала, уносила от действительности! Там – все так красиво и необычно. Здесь – пирожок за пять копеек и стакан какао… Так, может быть, всё и шло бы своим чередом: кино, пирожки, какао и юношеский восторг от возможности видеть и слышать таких замечательных людей, мастеров театра, как Зафар Нейматов, Мехти Мамедов! Так и прошла бы его жизнь где-то только рядом с искусством, если бы судьба не была к нему щедрой на людей, которые играли и играют в его жизни особые роли. Таких, как его директор Фаик Рамазанович Зохрабов, который, видя увлеченность паренька искусством, натолкнул его на мысль о поступлении в институт искусств. Он последовал его совету. И поступил. Не будь в его биографии этого факта, он, возможно, так никогда и не стал бы народным артистом Фахреддином Манафовым!
Потом – новый поворот в судьбе: встреча с интересной личностью, философом, педагогом, режиссером Вагифом Ибрагимоглы. Это был период, когда молодому, пытливому уму нужен был гуру. Учитель. Наставник. Единомышленник. Товарищ.
– Я был спортивным, мускулистым, гибким «мальчиком из джунглей». Вагиф просто поразил моё воображение. Образованный, неординарный, он притягивал к себе, как магнит. Говорил о тех вещах, которые волновали меня. И всё, о чем он говорил, прорастало во мне вопросами и какими-то потаенными знаниями, которые я не умел сформулировать. Он создавал свой театр. И мы пошли за ним. Там было много счастливых творческих поисков и спектаклей, и я переиграл почти во всех: «Да здравствует солнце!», «Маленький принц», «Деде Горгут» и других. Мне нравились его театральные традиции послеспектакльных обсуждений. Это была возможность не убегать домой, сняв грим и костюм, а остаться и анализировать, думать, чувствовать какую-то объединенность, творческую потребность друг в друге.
Потом, как и положено, была служба в армии. Службу он проходил в Германии, в 33-м мотострелковом полку, где когда-то служили Егоров и Кантария, водрузившие первыми советское знамя над Рейхстагом. И, как положено выходцу из Карабаха, служил отлично. Вернувшись из армии, прошел пробы на киностудии «Азербайджанфильм». Не утвердили. Потом – еще и еще. Считали не киногеничным. И совсем уж всё становилось сумрачным и печальным. Ребята в шутку стали называть его народным артистом по кинопробам. Казалось, удача отвернулась от него. Но судьба опять была щедрой! На «Азербайджанфильме» запускали картину по сценарию Рустама Ибрагимбекова «Деловая поездка». Манафов прошел пробы, но его опять не утвердили. И тут пробы посмотрел сам Ибрагимбеков. Посмотрел и – утвердил.
– Я считаю Рустама Ибрагимовича своим крестным отцом в кино. С его легкой руки всё и пошло как надо! – говорит Манафов.
Потом опять три мучительных года ожиданий, проб, поисков. Становилось невмоготу. Жизнь опять затягивало серой пеленой. Он стоял на втором этаже киностудии и тупо смотрел в окно. Смотрел и – ничего не видел. Вернул к действительности голос Расима Оджагова, который поинтересовался, чем занимается актер в настоящее время. Расим Оджагов! Живая легенда! Мастер, только что выпустивший нашумевший фильм «Допрос» и получивший за эту работу Госпремию! Принимая из его рук сценарий будущего фильма «Парк», Манафов услышал предложение обратить внимание на образ героя по имени Марат. Короткая фраза мэтра «Будешь пробоваться!» буквально вернула к жизни. Он ликовал: какая роль! Это было спасением. Судьба опять явила милость, одарив счастьем творческого сотрудничества с таким уникальным человеком, как Расим Оджагов! Впрочем, как известно, ничего случайного не бывает. И наступило в жизни актера время, когда он с успехом и удовольствием вошел в роль «везучего». Начался период, когда он снимался порой в трех фильмах в год! Работы было много, и самое главное – она ему нравилась! Жаловаться на судьбу было грех. Тем более, что он продолжал служить в театре Вагифа Ибрагимова «Юх». Но тогда он уже был по возрасту старше многих юховцев и понимал, что тех физических нагрузок, которые легко выдерживал прежде, он теперь не выдерживает. Вагиф же – человек требовательный и жесткий. Поэтому Фахреддин решил, что честнее будет уйти и не занимать чужое место. А потом не стало страны, в которой все мы жили прежде – СССР. И как-то само собой распалось все: связи, дела, отношения. Манафов уехал к Марату в Словакию. Брат, с которым они были к тому же еще и большими друзьями, старался поддержать его, сделать жизнь более яркой. Он менял ему машины, прививая вкус к роскоши и даже излишествам. Словом, Фахреддин имел всё, что нужно для безбедного и комфортного существования. Однако попробовав себя в роли человека, отлучившего себя от искусства, он понял: теперь есть всё кроме праздника души. Поэтому тайно, в одиночку, ходил на спектакли Комедийного театра. Часто выбирался в Прагу, в театр «Ипсилон». А отсмотрев постановку, заходил в бар и с тоской смотрел на актёров, которые приходили туда же после спектакля. И всё чаще повторял грустные строчки Есенина: «В этом мире умереть не ново, Но и жить, конечно, не новей…». А потом… Чередой пошли потери: сначала отец, следом мама, затем любимый младший брат Марат. Мир почернел и перестал быть привлекательным. Фахреддин не знал, что ему делать и главное: зачем? Смысл жизни как-то сразу исчез. Всё перестало быть значимым и интересным. Он вернулся в Баку…
– Когда мне позвонили из Союза кинематографистов Азербайджана, я даже не мог предположить, по какому поводу назначает мне встречу Рустам Ибрагимбеков. Я шел пешком с Баилово и думал об этом. А когда Рустам Ибрагимович предложил мне служить актером в театре, который он создает, я так растерялся, что даже не сразу смог ответить. Надо было все обдумать. Остаться наедине с собой. Возвращался домой безлюдными улочками. Шел и думал о превратностях судьбы. А когда переступил порог дома, понял, что предложение приму. И с этого момента у меня все пошло. Снялся в сериале З.Ройзмана «Дронго», потом у Рустама Ибагимбекова – в «Телефоне доверия». Рустам Ибрагимович опять сыграл в моей жизни роль доброго гения…
Фахреддин снова вернулся к жизни актера. Ему стали поступать предложения из России. А параллельно шли репетиции в театре «ИБРУС»: он работал над ролью главного героя в спектакле «Похожий на льва». В общем, все как-то наладилось. Жизнь вошла в обычную колею. И Манафов-актёр был вполне удовлетворен. Но! Манафов-человек… Ему стало не хватать того творческого пространства. Он попробовал себя в роли педагога-наставника на съемках фильма «Жизнь государя», где он к тому же играл заглавную роль. В 2008 году – в номинации «Лучшая мужская роль» – он получит приз XI Международного Бакинского кинофестиваля «Восток – Запад») Это увлекло. Но только на время. Хотелось чего-то совсем иного. Какого-то фантастического обновления. Роль Ибрагим хана откликнулась в нём чем-то очень близким ему самому. И опять подумалось об уникальности профессии: сколькими судьбами людей можно измерять себя!
– Я – счастливый человек. У меня есть возможность переходить из века в век и становиться то Чингисханом, то Батыем, то Карлом IX, то Коперником, то Айвенго…
– …Оводом?
– Никогда! Это – не мой герой. Я не нахожу ничего романтического в революции. Не люблю революционеров. Мне они кажутся вампирами.
– Героям какой эпохи отдаёте предпочтение?
– XVIII-XIX веков. Люблю исторические романы об этих временах. Зачитывался Драйзером. Его герои мне близки и понятны. Так же, как и герои Джека Лондона. Мне настолько понятны все морально-нравственные установки этих времен, что кажется, будто я мог жить тогда.
– О! Да вы, никак, увлекаетесь эзотерикой?
– Скорее забавляюсь. Я смотрю на все это по настроению. Иногда – с интересом, иногда – с юмором. А вообще отношусь как к сказке, которая необходима даже взрослым.
Думаю, в этих словах нет лукавства. Всем известно, что актеры – люди суеверные. Они верят в разные приметы. В талисманы. В сглаз, который нынче называют нарушением ауры… У Фахреддина, например, тоже есть свои «заморочки», которые связаны с загадыванием на быстроту реакции. Они похожи на детские суеверия: если, досчитав до трёх, успею сделать то-то и то-то, значит, все будет хорошо! Помните, Костя Треплев, рассказывая о странностях своей матери-актрисы, говорит, что она суеверна и боится трех свечей и тринадцатого числа? Манафов ничего не боится, но у него всё же есть некий талисман, с которым он никогда не расстаётся. Верит, что тот хранит его от бед и напастей. Вот такая игра с самим собой. Не все об этом знают, но жена, с которой они вместе уже 30 лет, относится к этому с пониманием. Как к еще одному обстоятельству, обусловленному профессией.
– Говорят, что лицедейство у актеров в крови. Значит ли это, что каждая минута существования человека, избравшего себе такую профессию, это – непременно игра во что-то или в кого-то? Не откладывает ли профессия отпечаток на личность человека настолько, что порой трудно разграничить: где Фахреддин, а где – кто-то еще, кого приходится играть?
– Знаете, мне гораздо увлекательнее жить, ощущая это самое лицедейство в крови 24 часа в сутки. Я всегда остаюсь актером, когда иду по улице, разговариваю со знакомыми или незнакомыми людьми, смотрю на красивых женщин…
– Нет-нет, это вы сейчас о ролевых функциях! Я ведь о другом…О роли «актёр в актёре».
– Прекрасно понимаю. Просто пытаюсь пояснить, что я не провожу грани между человеком и профессией. Зачем? Я актер, и значит любая жизненная ситуация – это своего рода предлагаемые обстоятельства, где я должен существовать не только как актер, но и как режиссер. В какой-то мере… Это придает остроту ощущениям.
– Из чего можно сделать вывод, что театр вас привлекает все же больше, чем кино?
– Э-э, нет. Не так. Между ними есть существенная разница. Не задумывались, почему в обиходной речи киношников есть определение – «делать кино»? Потому, что его действительно «делают»: снимают, выбирают дубли, монтируют. В театре все по-другому. Там всё – сиюсекундно и навсегда: дублей не бывает. Я эту разницу ощущаю очень остро. И чувствую себя на сцене по-детски беззащитным . И уязвимым. Поэтому мне всегда нужен зритель-соучастник, который будет если даже не на стороне моего героя, то обязательно со мной – актёром Фахреддином Манафовым.
– Можете ли вы сказать, что острота ваших ощущений свя�