|
Холодным бакинским вечером раздался телефонный звонок. Пока печальная весть летела из города Цфат в Баку, Владимир Самойлович Портнов оставался для меня живым-здравствующим современником, старшим коллегой, товарищем по перу, «унесенным ветром» – хмурым, удушливым ветром смуты, сопровождавшей агонию державы, где мы родились, трудились, жили «не хлебом единым»…
Мы жили и дышали поэзией. Причащались к ней и стремились причастить к ней других. Через переводы, через русское слово. Володя Портнов начинал раньше и преуспел больше, думаю, гораздо больше. Он прекрасно знал русскую поэзию – и классику, и современную. Благодаря знанию французского, его духовный космос вобрал в себя и блестящую плеяду французских мастеров. Читал в оригинале Бод-лера, Гюго, Рембо, Готье, Верлена, Апполинера… Не только читал, но и переводил. Переводил добротно, вдохновенно, мастерски.
В печати республиканской и союзной представлялись в его переводах и значительные азербайджанские поэты и прозаики, и французские поэты.
Хорошо помню «Круг» («Белую гавань») Анара в его переводе, опубликован-ный «Дружбой народов». Болгарский поэт Георгий Струмений ознакомился с этой повестью у себя на родине, прислав мне в письме высокий отзыв об этом произ-ведении. Наверно, в этом заслуга и портновского перевода, откуда повесть шагнула и за рубеж. В Баку, помнится, он успел собрать и издать сборник своих переводов из азербайджанской поэзии. Там были такие яркие имена, как Мушфиг, Али Керим, Габиль, Фикрет Годжа, Чингиз Алиоглу и другие.
Я начал с переводческой ипостаси. Но Владимир Портнов, прежде всего, был оригинальный тонкий поэт. Его поэзия вобрала в себя и жаркие южные ветра, соленые брызги Каспия, и суровую красу города на Неве, и карельские дожди, и харьковскую послевоенную весну. В этой печальной эпитафии трудно хотя бы обоз-начить координаты его духовного пространства. Нам, бакинцам, польстили бы по-этические атрибуты нашего города, но я не хочу их выделять, следуя традиционным эмоциям, – Портнов, глубоко всматриваясь в дух земли, где он прожил многие годы, постоянно ощущал свою причастность к духовному пространству всей циви-лизации, обозначенной вершинными именами. В этом смысле его поэзия – явление и русского художественного слова, и явление интернациональное. В Баку вышли его сборники – «Ясный вечер», «Возвращение» и другие, – они подтверждают сказанную мысль. Конкретика переживания, быта, и в то же время ощущение духовной гравитации в галактике творцов русского и мирового слова.
Вспоминаю, как мы, коллеги и друзья, отмечали его 60-летие в старом добром «Интуристе» (увы, ныне снесенном), за скромным столом. Были Александр Грич с супругой Инной Дворкиной (так рано ушедшей из жизни), был Интигам Касумзаде, ваш покорный слуга с супругой. Потом мы вышли к морю, слушали музыку из транзистора, танцевали на ночном бульваре… Как писал Данте,
…тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена
В несчастии…
Последняя, шапочная встреча – на лестничной площадке в Союзе писателей республики, кажется, в конце 1989 года. В Азербайджан пришла беда, город кипел, разгорелся карабахский конфликт, на площади бушевала митинговая стихия.
Володя с укором взглянул на меня и что-то сказал насчет позиции интел-лигенции.
Ему, наверно, казалось, что интеллигенция может унять праведный гнев уни-женного и оскорбленного народа.
Это была последняя встреча. Портнов уехал в Израиль. Потом Халдеев (в Хайфу), Грич (в Лос-Анджелес). Уехал Рауф Сафаров, чья жизнь завершилась в Ришон Леционе… В Ганновере обосновался Дима Дадашидзе, издавший анто-логию азербайджанской поэзии в своих переводах. Его брат Илья обрел последний приют на московской земле…
Больно. Горько. Вспоминаю Джона Донна (эпиграф к роману Хемингуэя):
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе… смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе…»
Уходят люди, с которыми мы связаны духовной, сокровенной памятью, и трудно примириться с жестоким выбором фортуны.
Нам остается утешиться мыслью, что эти люди были в нашей судьбе, что мы еще встречаем восход солнца и держим в руках перо, что в наших душах про-должается свет добра, урок праведного служения поэзия, красоте, которая «спасет мир».
Владимир Портнов оставил нам этот свет и этот урок. Хочу завершить свое прощальное слово строками его «Посвящения»
Вспомните меня когда-нибудь,
Когда рельсы перережут путь
И накатят два огня багровых.
Вспомните меня когда-нибудь,
Когда норд бакинский сдавит грудь,
Там, на пустырях, в кварталах новых…
|
|
